- XI -

 

Наконец-то мы подходим к концу. Хватит полемики. Уже и так ясно кто враги, а кто друзья. Голос врагов мы слышали (и видели их) не раз. Послушаем же голос друзей, голос патриотов царства и России. Вот как ярко и живо описывает луганский писатель Валерий Васильевич Полуйко обстановку перед началом сражения за Полоцк и речь Царя Иоанна Грозного перед войсками. Дух, которым наполнена эта глава, есть истинно русский, Православный. Радость охватывает русского читателя при прочтении этих строк:

ПОЧАЛОСЬ

Молебен служили перед Большим полком – при развернутом великокняжеском знамени. На знамени нерукотворный Спас, а наверху древка – крест, что был у Дмитрия на Куликовом поле. С этим знаменем и крестом, освященном великой Дмитриевой победой, Иван ходил на Казань, этот крест был с ним в Ливонии, теперь он пришел с ним сюда, к Полоцку.

На молебне Иван стоял вместе с князем Владимиром. За ними – большие воеводы: Басманов, Шуйский, Серебряный, Бутурлин, Морозов... За большими воеводами – дворовые... Пришли на молебен и Федька Басманов с Васькой Грязным. Грязной стал позади воевод, а Федька обошел их и стал чуть впереди – за спиной у Ивана. Сзади, за воеводами, там, где выбрал себе место Васька Грязной, стояло десять простых ратников. Так велось издавна: перед битвой на молебне вместе с царем и воеводами всегда стояли и простые ратники.

Перед самым концом молебна прискакал из Полоцка Оболенский. Спешившись шагах в двадцати от того места, где служился молебен, Оболенский приблизился на несколько шагов и остановился, держа в руках перерванную пополам опасную грамоту¹, которую он возил в Полоцк воеводе Довойне.

Иван скосился на него, задержал взгляд на перерванной грамоте и спокойно докрестился под усердный Левкиев аминь.

Окончив молебен, Левкий благословил царя и князя Владимира, благословил всех воевод, благословил ратников.

Иван отошел от походного алтаря, стал под колышущееся на ветру знамя, поднял глаза вверх – на крест, страстно, как заклинание, произнес:

– Вновь идем поискать удачи под твоим осенением!

Васька Грязной подвел ему коня. Иван сел в седло, знаменосец поднял над ним знамя.

Иван медленно поехал к стоявшей неподалеку рати. Воеводы двинулись вслед за ним – пешком. Даже князь Владимир не посмел сесть в седло, и его коня вели за ним в поводу.

Иван подъехал к передним рядам, остановился. Тысячи лиц опрокинулись на него... Морозный воздух густо дымился от их дыхания, и сквозь его густую, колышущуюся дымчатость сизыми комками изморози проглядывали еще тысячи и тысячи лиц, шлемов, копий, бердышей – неподвижных, замерших, словно вмерзших в этот изморозный воздух.

Иван привстал на стременах, выбросил в сторону правую руку и широко повел ею, словно хотел обнять или привлечь к себе это громадное людское скопище. Рука его описала широкую дугу – он даже повернулся в седле вслед за рукой, чтобы увеличить размах, – и замерла у левого плеча, прикоснувшись к стальному наплечнику. Тысячное дыхание враз затаилось... Воздух очистился от дымчатости, и сквозь его прозрачность четко и ясно, как на обновившейся иконе, вдруг проступили новые, совсем не похожие на те, что были минуту назад, суровые, иконообразные лица. И как перед громадной иконой, широко и торжественно перекрестился Иван перед этими лицами и громко, но не крича, выдерживая каждый звук, чтобы быть услышанным повсюду, произнес:

– Воинники! Братья! Русичи! Приспела година вашему подвигу! Потщитесь единодушно пострадать за святые церкви, за православную веру христианскую, за исконную, единоземельную вотчину нашу и единородных братьев наших, томящихся под игом богоотступных литвин! Вспомним слово Христово, что нет большей любви, как положить душу свою за други своя! Припадем чистыми сердцами к создателю нашему Христу, да не предаст он нас в руки врагам нашим! Не пощадите голов своих за благочестие: ежели умрем здесь, то не смерть се, а жизнь! Ежели не теперь умрем, то все едино умрем послеже, а от сих литвинов богоотступных как впредь вызволим вотчину нашу и братьев наших единородных?!

Гул раскатился по ратным рядам. Из ближних рядов кто-то отчаянно выкрикнул:

– Куды ты глазом кинешь, туды мы понесем свои головы!

И вся рать снова отозвалась на этот выкрик ликующим гулом.

Иван поднял руку – гул осекся, лишь где-то в самых дальних рядах, как эхо, отдались его последние, слабеющие отголоски.

– Воинники! Я с вами сам пришел! Паче мне здесь умереть, нежели жить и видеть вотчину нашу иконно русскую и братьев наших единородных в литовском плену... – Он помолчал, обвел взглядом передние ряды, снова заговорил: – Ежели милосердный Бог милость свою нам пошлет и подаст помощь, то я рад вас жаловать великим жалованьем! А кому случится до смерти пострадать, рад я жен и детей их вечно жаловать! И мне ведома нет – какова отца они дети, коль, на смертной игре супротив недругов наших голову положивши, оставил отец их сиротами. Но не честно будет тому, и детям его! кто не потщится умереть честно на игре смертной с недругом за мое великое жалование царево! Тот умрет здесь от моей царской опалы – за трусость свою и слабодушие!

– Все едино умрем за тя, государь! – снова выкрикнули из ближних рядов.

Иван вновь приподнялся на стременах, словно хотел высмотреть крикнувшего, и громко сказал в ту сторону, откуда донесся крик:

– Кто у меня верно служит и против недруга люто стоит, тот у меня и лучший будет!

Князь Владимир вышел наперед, стал между Иваном и ратью, начал взволнованно говорить:

– Видим тебя, государь, твердa в истинном законе, за православие и вотчины наши древние себя не щадящего и нас на то утверждающего, и посему должны мы все единодушно помереть здесь с богоотступными теми литвинами!

– Все едино умрем! Умрем! Умрем! – закричали с разных сторон.

– Умрем! – прокатилось из стороны в сторону, и весь Большой полк, все пешие и конные дружно вскинули вверх щиты. Стоявший неподалеку полк правой руки тоже вскинул над собой щиты, и дальше, до самой Двины, покатился по остальным полкам грозный брязкот вскидываемых щитов.

– Дерзай, царь, – напряг до предела голос князь Владимир, – на дела, за которыми пришел! Да сбудется на тебе Христово слово: «Всяк просяй приемлет и толкущему отверзется!»

Иван повернулся к знамени, перекрестился на образ Христа и, не отрывая от него глаз, громко сказал:

– Владыко! О Твоем имени движемся!

Воеводы обступили его: он оглядел каждого, словно пересчитал их. Глаза его не вмещали огня и радости, и он пучил их, как грудной ребенок, забыв в это мгновение, что он царь и что ему не пристало шалеть от радости и пускать пузыри изо рта.

– С Богом, воеводы! Отстраним от сердца всю смуту, обиды!.. Я, государь ваш, говорю вам: любовь моя и жалованье мое – с вами! Вооружим сердца ненавистью к нашим врагам, и послужим Руси, как служили ей наши отцы и деды! С Богом, воеводы!

– Тебе первый выпал, государь! – сказал Алексей Басманов, протягивая Ивану тлеющий фитиль.

– Нет! – враз насупился Иван. – У меня рука тяжелая. Пали сам... Нет, погодь... Васька! – подозвал он Грязного. – Тебе доручаю первому выпалить по Полоцку!

– Ух! – ошалел от радости Васька и, приткнувшись к Иванову сапогу, поцеловал его.

– Гляди, не помри от радости, – с довольной усмешкой сказал Иван. – Жаль будет: иного придется искать!

– Я перво выпалю, уж посля помру! – восторженно оскалил белки своих ярких глаз Васька и, выхватив из рук Басманова фитиль, пустился бегом к стоящим неподалеку лошадям.

– А мне что поручишь? – спросил с недовольством Федька.

– А что хочешь! – засмеялся Иван. – Ступай воеводу Довойну в плен возьми! – И, оборвав смех, тоже с недовольством обронил: – При мне будь! И ты, Михайло! Коль не хмелен еще... А хмелен, так поди прочь с глаз!

– Не хмелен, государь, – не очень твердо сказал Темрюк. – В такой день... Иной хмель душу веселит!

Резкий, разломный звук яростно вспорол прочную утреннюю тишину. В той стороне, где стоял стенной наряд, поднялось пепельно-черное облачко дыма.

– Почалось... – от волнения сорвавшись на шепот, вымолвил Иван и перекрестился.

 

 

+ + +

 

 

ВАЛЕРИЙ ПОЛУЙКО:

ЧЕТЫРЕ ИСТОРИЧЕСКИХ РОМАНА ЭПОХИ ИВАНА ГРОЗНОГО

 

Русский писатель Валерий Полуйко более тридцати лет работает над крупным историческим полотном, посвященным периоду становления русской государственности в борьбе против двух мощнейших, враждебных России сил – Казанскою царства, Астраханской и Крымской орд, постоянно терзающих русские территории с востока и юга, и Великого Литовско-Польского Королевства, Речи Посполитой, препятствующей выходу России к Балтийскому морю.

Хронологически все события, уложенные в эти четыре тома, охватывают немногим более трех лет – с 1562 по 1565 год, иными словами – от взятия Полоцка и до введения Иоанном Грозным так называемой опричнины. Всего три года! – но ретроспективно автор охватывает гораздо большее историческое пространство. И время правления деда Ивана Грозного, великого князя московского, Иоанна, и отца Грозного, Василия, покорение Казани и Астрахани, о чем в предыдущих книгах «Лета 7071», изданной трижды – «Молодой гвардией» в 1976 году, Воениздатом в 1990 и «Вече» в 1996 общим тиражом около 200 тыс. экземпляров, автор лишь вскользь упоминал.

 

Это важнейшие моменты в жизни Ивана Грозного, вынужденного в это же время вести Ливонскую войну с целью выхода к Балтийскому морю. Рыцарский Орден меченосцев, владевший Ливонией (нынешние государства Прибалтики), был весьма слаб в военном отношении, и Иоанн Васильевич легко разгромил его. Однако завладеть портами Ревелем и Ригой, что было целью Грозного, России не удалось, ибо на защиту разгромленного Ордена выступила Речь Посполита.

Одновременно Иван ведет сложную как военную, так и политическую борьбу с Крымской ордой. Дабы обезопасить себя с юга, царь пытается заключить мирный договор с Крымом, а также ведет сложные дипломатические переговоры с Турцией.

На этом фоне и разворачивается повествование о внутренней жизни государства, а также и личная жизнь самого государя. Обостряется конфликт с боярами и княжатами, назревает неминуемое столкновение со Старицей, чей хозяин, князь Владимир Андреевич, в глазах Иоанна становится самым опасным противником, ибо как внук Ивана 111 имеет права на российский престол. Фрондирующая боярская группировка делает Владимира своим знаменем в тайной борьбе с Иоанном. Мать Владимира – Ефросиния Старицкая вдохновляет это противоборство, желая видеть своего сына на российском престоле.

Финалом этой борьбы становится отравление самого Владимира и его жены Евдокии Одоевской, а также заточение в один из северных монастырей, а затем и убиение духовной матери антииоанновой группировки Ефросинии.

Одним из важнейших моментов духовного становления России является деятельность первопечатника Ивана Федорова, результатом которой становится издание первой московской печатной книги «Апостол». Конфликт с теми, кто не желал подъема культуры в российских пределах, приводит к вынужденному отъезду Ивана Федорова в Литву.

Донское и днепровское казачество умело используется Иваном Грозным в борьбе с Крымской ордой. Одним из ярких в русской романистике эпизодов является впервые использованный автором уникальный материал об основателе Запорожской Сечи, родственнике Ивана Грозного по линии матери царя Елены Глинской князе Дмитрии Вишневецком.

Трагическая развязка назревшего как нарыв конфликта Ивана с боярами и княжатами приводит к демонстративному отказу государя Иоанна от царства. Затем, после просьб вернуться в Москву, царь вводит опричнину, результатам которой становится передел государства царем и земством. Из этой борьбы царь также выходит победителем, становясь поистине самодержцем.

Одним из величайших достижений царя Иоанна Грозного является окончательное становление Москвы, России как духовного мирового центра, принявшего на себя православное наследие Византии. После падения Константинополя, Россия становится единственным православным независимым государством, форпостом православия. Иоанн делает православие духовным настроем и образом мыслей русских людей. Формула "Москва – третий Рим" становится не только государственной идеологией, но и философией. «Два Рима пали, Третий стоит, а четвертому не бывать !»

 

По существу, первый роман из рукописи «Лихолетье» и разворачивает перед читателем картину формирования Москвы, как форпоста православия перед католичеством и мусульманством, словом, «Третьего Рима». И вполне резонно было бы назвать этот роман именно «Третий Рим».

Вторая часть новой дилогии (вполне самостоятельный роман сам по себе) и есть собственно «Лихолетье» в трагической истории борьбы России не только за выходы к морям, но и с раздирающими страну на части междоусобными устремлениями боярской верхушки и мелких княжат. Недюжинный ум Ивана Грозного, его гениальная политическая прозорливость укрепляют государство, как единое целое, и поднимают Россию на уровень крупнейших европейских государств, сто лет спустя превратившуюся в Российскую империю. С этой страной уже не могли не считаться не только старейшие государства Европы, но и все мировое, как принято нынче говорить, сообщество. Таким образом, издание эпохального труда писателя Валерия Полуйко можно было бы предпринять, в лучшем варианте четырьмя книгами. Первые две издавались по два-три раза довольно значительными, а по нынешним временам огромными тиражами. На сегодняшний день в книготорговой сети не сохранилось ни единого экземпляра ни романа «Лета 7071», ни соответственно романа «Государь», разошедшегося в год издания (1996).

Первая книга – «Лета 7071»

Вторая книга – «Государь»

Третья книга – «Третий Рим»

Четвертая книга – «Лихолетье».

Читатель поколения начала Третьего тысячелетия, практически не имеет возможности прочитать книги Валерий Полуйко, вышедшие в 70-е-90-е годы прошлого столетия. Было бы неоценимым подарком нынешней читательской публике, дать ей возможность прочитать и осмыслить все четыре книги, из которых он получит исчерпывающий портрет великой эпохи Иоанна Грозного.

 

Все четыре произведения читаются легко, несмотря на то, что это отнюдь не «Три мушкетера» и не «Как царь Петр арапа женил». Сюжетом здесь являются не хитросплетения дворцовых любовных и политических интриг, а стоическая жизнь человека, поднявшего на дыбы не только самое Россию, но и Европу и Азию, и воздвигнувшего державу российскую в ряд крупнейших государств Европы и мира, каковой Россия и является до сегодня, несмотря на то, что ныне страна вновь переживает сходный период колоссального «лихолетья», не менее значительный для судеб всего мира. Как и полтысячелетия тому назад, Россия вновь стоит на перепутье, итогом которого, – кто знает! – может оказаться умноженная мощь нового общества, либо же возврат едва ли не к междоусобным распрям, от которых старался избавить Россию великий собиратель её земель и мощи – Иоанн Грозный.

По существу, именно, повествуя о давно прошедшем времени Иоанна Васильевича, Валерий Полуйко раскрывает перед нынешней Россией возможные варианты путей, которые способны привести страну к самым непредсказуемым последствиям. Боль и переживания за судьбу родной земли и её народов переполняет страницы этой эпопеи.

При Грозном России предстояло лишь «.. заявить о себе, как о державе, с которой уже нельзя, да и опасно было, не считаться, тем более – держать неравноправно под порогом, как это издавна велось, когда достоинство ее и честь ценилось ниже, нежели пенька и воск, что вывозились из нее во все концы Европы, причем пенька и воск значительно именовались «русскими», а самую Русь лишали даже имени,

 

– так вот, заявить о себе как о державе, способной не только удивлять всевозможной невидалью и диковинностью, но и заставить уважать себя, считаться с собой... предстояло самой, своим голосом... Она должна была сама собраться с силами! САМА! И не только собраться, но и поверить в свои силы.

 

И таким образом, поверив в себя, в свои силы, она могла обрести свой собственный державный голос, и, обретя его, заявить, возвестить миру о себе так, чтобы это не оказалось гласом вопиющего в пустыне».

Иоанну Васильевичу Грозному удалось собрать силы и мужество для того, чтобы Россия смогла заявить о себе в полный голос. Последующие четыре столетия тому ярчайшее свидетельство.

Валентин Дольников

 

 

+ + +