1 декабря 2009 года,

вторник

- IX -

 

Интервью главного редактора веб-сайта «Правая.ru» Ильи Бражникова

корреспонденту «РУССОВЕТА» Юрию Горскому по поводу фильма Лунгина «ЦАРЬ»

 

Ю.Горский: Мы сейчас предоставляем слово Илье Бражникову, который даст экспертную оценку о третьей неправде – неправде художественной, этого фильма.

И.Бражников: В фильме у Лунгина не веришь ничему. Не веришь, прежде всего, образу царя. Да и сам Пётр Николаевич Мамонов, исполнивший свою работу довольно талантливо, потом сказал после фильма, что я не видел в этом фильме царя. То есть, ему сознательно поставили задачу, чтобы царь не заслонял настоящего святого. А кто же такой настоящий святой, по мнению Лунгина? Он берёт на эту роль выдающегося актёра Олега Янковского – актёра прекрасного, сыгравшего замечательные образы, ну, скажем так, интеллигента-шестидесятника в целом ряде работ: «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхаузен» и так далее. Это герой нашего времени. То есть – какого нашего? – семидесятых, восьмидесятых годов. Герой диссидент, герой, находящийся в интеллектуальной оппозиции. И вот такого актёра, актёра с таким бэг-граундом, повторяю, актёра прекрасного, Лунгин берёт на эту роль, которая стала последней ролью Олега Янковского. И что же мы видим? Видим ли мы митрополита, московского митрополита, святого митрополита Филиппа в фильме «Царь»? Нет. Мы, конечно же, не видим. Янковский не может его сыграть, ну, в силу своего актёрского амплуа, в силу каких-то других причин, неправильных задач, которые ему поставлены, и так далее… В силу искажения сценарного или других причин он не может сыграть митрополита. Мы видим того же интеллигента-шестидесятника. С первого же кадра, когда мы видим процессию, зимой по снегу идёт такой бородатый шестидесятник, так сказать. Идёт чего? Разоблачать власть. Какую власть? Царскую? Этого близко нет. Лунгин явно сбивается на такой обычный диссидентский пасквиль. Поскольку за реалиями Московской Руси XVI века очень явственно встаёт реальность XX века.

То есть, монастыри оказываются каким-то прообразом блага, митрополит Филипп прообраз диссидента и так далее. То есть, вот этот диссидентский второй план, он слишком выпирает, слишком выходит на поверхность. И совершенно искажает, конечно, план первый, план изобразительный. Что, так сказать, лишает это художественное целое какой-либо ценности. То есть, очень большая ошибка была в том, что эту роль играет Олег Янковский.

Дальше. Например, такая деталь: в фильме играет много непрофессиональных актёров. В частности, известный своей общественной деятельностью сектовед Дворкин. Когда-то гражданин США, и тоже диссидент. Вот именно он почему-то, по замыслу режиссёра, например, совершает такой мистический и важный акт как хиротония митрополита Филиппа. Он рукополагает его в епископы. Ну, Александр Дворкин известен. Что делает Лунгин? Он какой-то знак посылает каким-то кругам тем самым, что Дворкин, так сказать, накладывает руки и посвящает русского митрополита? Человек с такой фамилией, и с таким лицом, как у Дворкина, он не то, чтобы не мог рукополагать кого-либо в епископы, и быть самому епископом, его просто бы… он не прошёл бы пяти метров по улицам русского города в XVI веке, то есть, его просто бы не пустили в эту страну, как собственно и делали… А таких, как Дворкин… собственно… алтарь полниться такими людьми с такими лицами, так сказать. Кто это такие? Это русские епископы? Нет. Не поймите меня дурно. Я просто хочу сказать о том, что это художественная неправда. Этому невозможно поверить. А тому, чему ты не можешь поверить, ты не можешь этому сопереживать. Отсюда, например, сцена, знаменитая сцена, о которой все пишут, – там несколько сцен, о которых все пишут, – сцена жестокости, когда медведь, русский медведь, символизирующий власть – тоже пошловатая аллегория, скажем так. Или, конечно, Ивана Грозного – медведя, но… всё это было, всё-таки, несколько иначе. Или скажем о таком моменте: что вот не часто можно видеть в наших фильмах, когда зверь, довольно натуралистично ест человеческое мясо, растерзывает боярина на куски, вырывает куски мяса. То есть, Лунгин идёт на такую натуралистическую сцену. С какой точки зрения эстетической была оправдана такая жестокость? Конечно, с той точки зрения, что эти герои должны были вызывать абсолютную жалость, они должны быть, действительно, христианскими мучениками. То есть, нам навязывают аналогию с тем, что царь Грозный – некий языческий император, который казнит мучеников-христиан, а коли так, они должны быть мучениками-христианами…

А, между тем, эти «мученики-христиане» – обычные политические диссиденты. Они изменники. Они сами признаются в этой измене. И Лунгин абсолютно неубедительно показывает их мученичество, их святость, их праведность. Её нет. Он не показывает…

Все русские люди, которых он изображает в этом фильме, это какие-то идиоты, бесноватые, безумцы с кривыми ртами, какими-то шрамами на лице. И вообще, я даже не знаю, пускай историки разбирают, насколько типажи достоверны. Опухшие рожи, хотя крепких напитков ещё не пили в то время, и так далее. Всё это какая-то халтура, халтура постоянная. Эстетическая халтура, художественная халтура. Получается каша. «Эстетическая» каша. И в результате к чему это может привести?

В принципе, когда вот такой несовершенный, очень плохо отработанный идеологический продукт выходит на экраны, к чему это может привести? А, очень просто: мы все недавно стали свидетелями зверского, жестокого, чудовищного убийства священника Даниила Сысоева. Прямо в храме. А что мы видим в фильме «Царь», который нам показывают, собственно говоря, ну, примерно, за две или три недели начинается премьера на широком экране этого фильма? А нам показывают, как священник выходит из алтаря, и на него набрасываются, над ним издеваются, так сказать.

В конце концов его убивают. Убивают за кадром. Причём, люди с неустойчивой психикой могли просто воспринять это как призыв, призыв к убийству священников. Я вообще считаю, что такая бездарная, эстетически бездарная, художественная работа Лунгина, несомненно, содержит в себе призыв к убийству священников. Фильм «Царь» – это призыв к убийству священников.

Это прямой призыв к убийству священника Даниила Сысоева. Но это то, что за кадром. Это как бы является следствием того несовершенства эстетического, художественного несовершенства, который есть в этом фильме.

Всех художественных ляпов, конечно, перечислить здесь невозможно. Да, и не нужно, собственно. Они практически в каждом кадре. Убийство ребёнка, например. Ребёнка святого, которого Богородица ведёт. Ведёт, ведёт и, почему-то, спасая много раз эту девочку, в конце концов икона не спасает её от медведя. Медведь убивает девочку.

Что такое эта сцена – медведь убивает девочку, чудесную девочку, которая до этого прекрасно спасалась, икона её хранила, икона, подаренная царём? Очевидна натяжка. Очевидный авторский нажим на смысл. За такой кадр как убийство ребёнка режиссёр несёт огромную ответственность. Это должно быть стопроцентно оправдано. То есть люди, которые убивают ребёнка (русская девочка, погибающая в кадре от медведя царского) – это должно быть стопроцентной жертвой, её убийцы стопроцентные палачи. А Лунгин этого сделать не может. И получается, что перед нами какое-то жертвоприношение.

Во время съёмок фильма Павел Лунгин сжёг Православный храм вместе с мощами

митрополита Филиппа и монахами, и навесил это всё на Опричнину…

+ + +