II

Рассказ скульптора Чистоусова

Странно и даже забавно читать, когда абсолютно мирские, светские авторы берутся писать о Божественном. Теологическое знание, т.е. настоящее Богословие авторам этим не доступно, и вот, чтобы всё-таки показать свой ум и продемонстрировать уровень познания они начинают говорить языком философии. И это там, где говорить можно лишь языком “ангельским”, Божественным.

Вот, например, недавно вышедшая книга В.В. Смирнова “Чаша Господня. Воскресение Тамплиеров”. Глава “Философское интермеццо”. Автор пишет: “С долей иронической грусти мы должны констатировать, что современная философия объявила науку о этой Божественной реальности – метафизику – науку о первых началах и причинах бытия – анахронизмом. Современный человек, и совсем необязательно философ, почти не в состоянии представить себе, что существует РЕАЛЬНОСТЬ (в сущности, единственная реальная Реальность), обладающая более высоким онтологическим статусом, чем видимый нами мир…”

Всё это написано на самом верху страницы, а над этими многомудрыми словами тонкой полоской идёт отбивка, над которой жирными буквами:

“ТАЙНЫЕ ОБЩЕСТВА, ОРДЕНА И СЕКТЫ”…

А ведь тоже самое насчёт невидимой реальности одним автором было написано проще:

“– Этого не может быть! – подумал Берлиоз.

Но “это” – увы – было…”

Вот и в этот раз, не успели мы с Олегом Игоревичем и Александром Васильевичем закончить разговор на “Майском просеке”, как, минут через пятнадцать, я встретил в нашем продуктовом старого своего знакомого – скульптора Вадима Чистоусова. Мы троекратно приложились друг к другу и я сказал, что подожду его у выхода. Потом мы прошли в беседку в центре двора, и тут Вадим Петрович начал рассказывать. Говорил он о многом:

– о Щусеве и Мавзолее…

о Павле Корине и его “Руси уходящей”…

“Русь уходящая”…

о таланте и невероятной работоспособности Вячеслава Клыкова, – Царствие ему Небесное!...

– и много ещё о чём.

Наш разговор о Щусеве, Мавзолее и лежащем там терафиме, я ещё воспроизведу, потому что очень уж интересно. Но чуть позже...

Вдруг он как-то заволновался, и заговорил о том, что недели две тому назад он и группа православных, тех, что составляют движение по возрождению Страстного монастыря, молились со стороны Москва-реки перед Храмом Христа Спасителя на том месте, где Государь Император Николай Александрович перед памятником Александру III, когда-то принимал парад.

Всё дело в том, что Вадим Чистоусов, точно зная, что памятник Александру III восстанавливать не собираются, предложил поставить на этом месте часовню, а в часовне той – отлитую из бронзы икону, где изображены не только Царственные Мученики, но и их слуги, то есть представители Народа, убиенные вместе с ними...

После молитв, все вместе, перешли через мост и, бережно неся, пока ещё вылепленную из пластилина, икону, вошли на территорию старинного московского Храма. Затем они разместились в знаменитой беседке, где настоятель о. Чурилл проводит свои встречи и беседы. Вскоре пожаловал и сам о. игумен. Его сопровождал, по словам Чистоусова, “какой-то старообрядец”. Это был, конечно, “главный опричник” о. Чуриллы, а по совместительству – главный его шпион и доносчик – Василий Катавский. Возможно, что этот, косящий на один глаз, хромающий на одну ногу, слегка заикающийся и картавящий человек, происходит из рода потомственных палачей. Во всяком случае на это намекает его говорящая фамилия с корнем “кат”, т.е. “палач”. Этот самый, прихрамывающий на левую ногу и косящий на левый глаз человек, по благословению о. Чуриллы облаченный в чёрный старообрядческий подрясник, является самым настоящим его рабом. И сам он глубоко в душе любит сравнивать себя с “верным псом” Царя Иоанна Васильевича Малютой Скуратовым ...

В разговоре я сказал Вадиму Петровичу, что о. Чурилла действительно считает себя чем-то на-вроде Царя Иоанна Васильевича Грозного, и что, кроме всего прочего, этому способствует его “звание” – игумен. Вот и считает он себя игуменом Персеевской крепости, с последующим переселением в Кремль – благо, недалеко! – и принятием на себя звания уже с большой буквы: Игумен Земли Русской – Царь-монах Чурилло I.

– А он похож на Ивана Грозного! – неожиданно воскликнул Чистоусов.

– Кто? Чурилло?

– Да, да! Очень похож. Он когда сидит в кресле, а к нему на коленях подползают его прихожане и падают ему в ноги, – ну точно Иван Грозный! И руки так же лежат на подлокотниках, и молчание суровое – будто он решает: казнить или помиловать… И какая-то тень на лице, так, что становится оно тёмным и мрачным…

Я был поражён. Не знаю, осознавал ли Чистоусов, что он сейчас нарисовал памятник скульптора Антокольского, но у меня от его рассказа перед глазами встал именно этот образ. Вдруг я увидел, что сидящий в Третьяковке на троне Иоанн Васильевич поднимает голову, и – о Боже! – вместо известного всем трагически напряжённого и страдающего лица, мы видим мрачную физиономию о. Чуриллы. Глаза его сверкают, и весь лик как бы говорит:

– Ну что, холопы, доигрались?! Сколько горя вы мне принесли… Но теперь всё, теперь – мне судить!..

Затем Вадим Петрович рассказал, что Чурилл первым делом стал его расспрашивать о жизни, семье, работе... Потом то же самое повторилось на исповеди, но уже более подробно… А потом нашему скульптору преподнесли старинную русскую “домотканную” рубаху с поясом с кисточками, и он начал ходить на многочасовые “старообрядческие” богослужения в храме на Персеевке. Кстати, уже само название – Персеевка – говорит как бы о Персее, который отрубил голову Медузе-Горогоне. Правда, тут, видно, произошло обратное, и победившая Горгона назвала свою вотчину в честь повергнутого ею героя...

Во время третьего богослужения к Вадиму подошёл Катавский и, протягивая несколько листков, попросил подробно – как можно подробнее – написать о своей жизни.

– Всё что вспомните, пожалуйста, как можно подробнее, – впериваясь в Чистоусова своим косым и несколько белесоватым глазом, прокартавил он.

И вот теперь, – как он сказал, “неслучайно встретив меня”, – он с волнением рассказывал обо всём этом...

– И ты – что же? – написал?

– Нет, что ты! Я ушёл, и больше туда не ходил. Но вот уже три недели меня не покидает тревога...

– Не тревожься. Ушёл, и правильно сделал. Благодари Бога, что он увёл тебя оттуда. А то затащили бы тебя в диомидовский раскол!... Я тут даже что-то вроде поэмы о них написал...

– Поэмы!?

– Ну, да. Могу прочесть.

– Прочти. Интересно.

И я прочел: