Помните, в Ипатьевском мрачном подвале,
«Латышский» след на стене,
Как всадники Смерти буквы скакали,
В кровавом «латышском» сне.
А рядом стихи про царя Бальтасара,
Из Гейне злобный кусок,
И царская кровь со строчек стекала,
Струйками наискосок.
С тех пор те «латышские» буквы стали,
Проклятьем для всей страны,
И как бы их люди не соскребали,
Они до сих пор видны.
На время те буквы как бы пропали,
Но возглас "Хирам, Хирам!"
Раздался – и снова они запылали
На радость тем «латышам».
Давно уже нету того подвала,
Разрушен Ипатьев Дом,
Но страшная клятва их богу ВААЛу
Над Римом горит огнём.
Нет, я не говорю, что именно та же
Надпись изображена,
Но всё же некоторым это кажется,
И в этом не их вина…
Одни говорят: ""Вроде бы Идиш",
Другие говорят: "Иврит",
Раввину кричал: "Вон, видишь?! Видишь?!"
Пейсатый чёрный левит.
В небе ночами пылает слово,
И над словом тем как бы нимб,
Одни говорят, перевод: "ИЕГОВА",
Другие же: "ЭЛОХИМ".
Он брызгал слюною и странно подскакивал,
Говорят, танцевал "СУККУ",
А раввин слезу умиленно смахивал,
Не веря, тому что вверху.
Он видел не вымыслы там досужие,
Нет, это коллега его,
В черных кожанках палачами окруженный,
«Некам» чертил на орго…
На языке совсем особенном,
На символах Каббалы,
Чтоб Русский народ превратился в голема,
Закованного в кандалы.
Те буквы плясали в мрачном подвале,
В Ипатьевском жутком сне,
Огнём кровавые буквы пылали,
Начертанные на стене:
"Здесь нами исполнена вся программа!" –
Команда впадала в раж,
И в небе пылающем, где Пентаграмма,
Кружил бесовский шабаш…
