Предел "Благуша". Царский Зверинец на Соколиной горе.

Рыцарский замок "Бран". Тронный зал.

Овальный стол. Волшебная лампа "Оникс".

30.VIII.2014

30-го августа 2014-го года.

Суббота. 18:03

"Другой Ставрогин"

или

Макар Девушкин переделывает "Бесов" Достоевского"

Глава - 93

Итак, идея борьбы между демоном Ставрогиным и бесом Верховенским, которую приводит в своей книге "Достоевский" Людмила Сараскина, – конечно, интересна. Но я бы написал всё не так. В смысле, сам роман Достоевского не так написал. Ведь переделывал же Макар Девушкин повесть Гоголя "Шинель"! Так почему же я не могу переделывать "Бесов"? А идея моя, скажу я вам, будет даже покруче, чем у Макара Девушкина. Ведь как у самого Достоевского? Бес Мефистофель Верховенский, который по сути своей никакой не революционер, а самый настоящий чёрт – чёрт, желающий абсолютной власти над человеческими душами, пытается соблазнить демоническую и способную на всякое преступление личность – Ставрогина, стать новым, и теперь уже

окончательным Царём-Самозванцем всея Руси.

А "демон" Ставрогин, который, действительно, способен на всё, не только не хочет поддаваться бесу, но и сам по себе не видит смысла в такой вот идее нового Самозванного Царства.

Различные утончённые садистические преступления, мучение влюблённых в него женщин, издевательства над людьми, убийства на дуэлях, проведение чиновников за нос и прикусывание им ушей его интересует, а вот идея власти, даже Абсолютной Власти над одной шестой частью света, т.е. Россией – не интересует совершенно. Некоторые мои словенские знакомые, увлечённые идеей Мiровой Революции, всё никак не могли этого понять. Испанский философ Мигель Диас Хордан всё возмущался:

– Верховенский предлагает Ставрогину великую идею Революции, и потом установления Абсолютной Революционной Диктатуры, а тому, видите ли, хочется творить чудеса и художества! Издеваться над бабами ему хочется, водить помещика за нос, выбрасывать людей в окно, бессмысленно убивать людей на дуэлях, унижать и оскорблять. Особенно последнее. Оскорбление доставляет ему невыразимое удовольствие. Только для этого и живёт, чтобы мучить, издеваться, унижать, оскорблять и, в итоге – убивать. Так кто тут чёрт, кто тут дьявол? – Верховенский, живущий идеей Революции, или же – Ставрогин, живущий идеей насмешки, издевательства и абсолютного презрения ко всем окружающим?

Я, конечно, не соглашался. Даже тогда. В начале 70-х гг. ХХ века, когда нам было по 21 году. Точнее, тогда, конечно же, особенно. Ибо тогда Николай Ставрогин и был некоей, так сказать, иконой моей жизни. Ведь я полагал, что

Я гениальный художник – имеющий право на всё. На всё хорошее… и на убийство тоже.

И главное, я имею право на своеволие, на абсолютное своеволие, даже по прихоти, позыву или, там, капризу. Этим всем и был для меня Николай Ставрогин. И что ему какая-то революция, что ему справедливость, что ему равенство и братство. Вот, Свобода – это да! Это – то главное и единственное, ради чего стоит жить. Вообще жить стоит ради только трёх вещей:

– Полной и неограниченной индивидуальной Свободы

– Такого же неограниченного безумного Творчества и

– Полнейшего права на исполнение любого своего инстинктивного желания. Захочешь обокрасть – обокради. Захочешь убить – убей. Ибо ты, именно ты есть некий Rex mundi – Всемiрный Император – Князь Мiра Сего…

Это всё для меня и был тогда, в 21 год, во время моего учения в Люблянском Университете – Николай Ставрогин.

Разумеется, что с такой, я бы сказал, ницшеанской как часть Макс Штирнеровской точки зрения, когда любой поступок, любое преступление – дозволено, ибо нет ни Добра, ни Зла, богом являюсь я сам, и никакого "другого Бога" нет, и быть не может, – разумеется для такого "внутреннего персонализма", человека может интересовать только бунт, причём, чем страшнее, тем лучше. Именно поэтому я тогда так любил поэму Блока "Двенадцать" и поэму Есенина "Пугачёв"…

Впрочем, я тут уже, во-первых, несколько путаю "периодизацию", потому что Блока и Есенина я полюбил позже, а во-вторых, и идею "абсолютного бунта" я тогда чувствовал на каком-то смутном инстинктивно-"подсознательном" уровне… Но то, что Мигелю нравился Верховенский, в этом я не ошибаюсь. Ибо Верховенский для Мигеля был родственной душой – создателем революционной организации с железной дисциплиной…

Да, так было тогда – 45-ть, примерно, лет тому назад, когда люблянский студент Алёша Ставражевич вообще не знал, что на земле существует какой-то там "монархизм".

И вот, как дым пролетели эти самые 45-ть, примерно, лет, и я, будучи уже 68-летним если не старцем, то старчиком, вдруг, как совсем молодой литератор Макар Девушкин, заявляю, что

"написал бы "Шинель" Гоголя совсем по другому!"

Только объектом моей переделки является не гоголевская "Шинель", а Достоевские "Бесы". Ибо тот юношеский идеал абсолютно свободного демонизма, уступил место крайнему орденскому консерватизму и Опричному Самодержавному Монархизму. Соответственно, и Ставрогин с Верховенским изменились. Причём очень даже сильно. Ставрогин – настоящий Ставрогин Достоевского – стал теперь каким-то тяжело больным, психически тяжело больным типом, неким Фаустом, доживающим свои последние мрачные и трагические дни, а Верховенский – из революционера, авантюриста и жаждущего власти мошенника всё больше превращается в настоящего, а не книжно-литературоведческого Мефистофеля. Вот это-то мне, как Макару Девушкину, и не нравиться! Мне вообще не нравится такой Ставрогин и такой Верховенский. И поэтому у меня есть грандиозная идея – переписать этих самых "Бесов", изменив характеры и взаимоотношения, и борьбу между Ставрогиным и Верховенским!

Пусть Ставрогин, как и его прототип – молодой, 26-летний красавец Спешнев будет представителем Интернационала Бакунина-Маркса в России. Бакуниным ему поручено создать тайную Организацию с клятвой, посвящением и жесточайшей дисциплиной. Для создания этой Организации использовать другие организации, "пятёрки" и занимающиеся "болтовнёй" кружки, типа Петрашевского. Чтобы читателю было понятнее, скажу, что всё это напоминало "Орден иллюминатов" Адама Вейсгаупта, который точно так же использовал и германские масонские ложи, и кружки кройки и шитья – для выискивания и вербовки "подходящих людей". Ведь именно в такую Организацию Спешнев поручил вербовать новых членов,

подписавшему долговое письмо молодому Достоевскому.

Именно потому, что он уже создаёт тайную Организацию, в которой он, Ставрогин, является Абсолютным Диктатором и Царём, он и отказывается становиться Иван-Царевичем, то есть Самозванцем в "Организации" авантюриста Верховенского. Ибо очень хорошо чует, что предлагает ему Верховенский:

"– Вы, Ставрогин, будете Самозванным Царём, а я, Верховенский, будучи вашим рабом и мажордомом, буду всем управлять. И у нас прекрасно получиться, вот увидите, увидите! – торопился Верховенский, заглядывая в глаза Николаю Всеволодовичу.

– Что получится? Власть Лжедмитрия?

– А если бы и Лжедмитрия! Только у нас будет настоящий Лжедмитрий, красивый Лжедмитрий! Вы, Ставрогин – красавец! Красавец! Как увидят вас, как только вы выйдете к нему на Царское-то крыльцо, так народ сразу и закричит:

– Это Он! Батюшка! Кормилец! Спаси нас от супостатов!

– Так вот ваша идея, – задумчиво произнёс Николай Всеволодович. – А я думал, что вы революционер, и приехали сюда с миссией…

– Я и приехал с миссией! Только моя миссия заключается в том, чтобы я сделал из Вас – Мессию! Ха – ха – ха – ха!

– Кого?!!

– Мессию! А что, разве плохо? Вы – Антихрист, а я – тот самый Зверь, который ловит и казнит всех его врагов. О-о, мы быстро установим порядок! Пикнуть никто не сможет. Нам будут нужны не только "Фаланстеры", не только слежка и доносы, но и прямо казематы и лагеря… Вот тогда-то, за очень короткий срок – мы и срежем те самые 100 миллионов непослушных голов, которые требуют Белинский и Шигалёв…

Николай Всеволодович слушал очень внимательно.

– Ну, Ставрогин, соглашайтесь. Вы – Царь, а я – Великий Инквизитор, только в отличии от Достоевского, – тайный, так будет эффектнее…

Николай Всеволодович молчал. На лице его появилось какое-то брезгливое и крайне высокомерное выражение.

"Не согласиться", – с тревогой подумал Пётр Степанович. И как в воду глядел:

"Вот ведь гад… – шёл и думал Николай Всеволодович. – Точно, его послали следить за мной и провоцировать. И создать другой, параллельный Центр. И чтобы между двумя центрами была конкуренция… Надо подумать, что с этим делать. Ибо это никакой не революционер, это очень опасный тип. У такого рука не дрогнет. Ведь полнейший же негодяй…"

Вот так, по системе Макара Девушкина, переделал бы я характеры и взаимоотношения Ставрогина и Верховенского, в нашем современном случае 90-х годов, незабвенного и фантастического, навсегда ушедшего от нас, ХХ века…

+ + +