Кафе "Шоколадница"

на Щербаковской, недалеко

от ст. метро "Семёновская"

25.IV.2014

25-го апреля 2014-го года.

Пятница. 18:06.

 

"Страшное пророчество"

Глава 5

Подошёл к остановке трамваев на Фортунатовской. На лавке лежат две книжки. Кто-то оставил за ненадобностью. Взял в руки и посмотрел: Гоголь и Куприн. Первая: "Н.В.Гоголь. Том шестой. Избранные статьи и письма". Государственное издательство Художественной литературы. Москва, 1953 год".

Боже мой! Пахнуло детством и ранней юностью. Тогда мне было 13 лет. Тогда я ехал в трамвае № 31 от остановки «круг" на Филёвском парке до остановки "Дорогомиловский рынок", и читал произведение, которое определило весь мой будущий взгляд на литературу. Я читал "Невский проспект"… Правда, сейчас я держал в руках томик "Избранных статей и писем", и мне было не 13, а 67 лет…

Пришёл в кафе "Шоколадница" на Семёновской, сел за столик и наугад открыл книжку. Статья:

"Четыре письма к разным лицам по поводу "Мёртвых душ". Читаю первое предложение: "Вы напрасно негодуете на неумеренный тон некоторых нападений на "Мёртвые души": это имеет свою хорошую сторону. Иногда нужно

ИМЕТЬ ПРОТИВУ СЕБЯ ОЗЛОБЛЕННЫХ.

Кто увлечён красотами, тот не видит недостатков и прощает всё; но кто озлоблен, тот

ПОСТАРАЕТСЯ ВЫКОПАТЬ В НАС ВСЮ ДРЯНЬ

и выставить её так ярко наружу, что поневоле увидишь. Истину так редко приходится слышать, что уже за одну крупицу её можно простить всякий оскорбительный голос, с каким бы она ни произносилась…

самые эпиграммы и насмешки надо мною были мне нужны, несмотря на то, что с первого разу пришлось очень не по сердцу. О, как нам нужны безпрестанные щелчки, и этот

ОСКОРБИТЕЛЬНЫЙ ТОН, И ЭТИ ЕДКИЕ,

ПРОНИМАЮЩИЕ НАСКВОЗЬ НАСМЕШКИ!..."

И дальше, пропуская несколько предложений: "А между тем "Мёртвые души" произвели много шума, много ропота; задели за живое многих

И НАСМЕШКОЮ, И ПРАВДОЮ, И КАРИКАТУРОЮ

коснулись порядка вещей, который у всех ежедневно перед глазами…; местами даже с умыслом помещено обидное и задевающее: авось кто-нибудь меня выбранит хорошенько, но и в брани, в гневе выскажет мне правду, которой добиваюсь."…

Потом ещё через несколько предложений: "По поводу "Мёртвых душ" могла бы написаться всей толпою читателей другая книга, несравненно любопытнейшая "Мёртвых душ", которая могла бы научить не только меня, но и самих читателей, потому что – нечего таить греха –

ВСЕ МЫ ОЧЕНЬ ПЛОХО ЗНАЕМ РОССИЮ….."

Меня тут в этом довольно-таки спокойном, хотя и несколько "нервическом" начале поразили две вещи. Во-первых, то, что Николаю Васильевичу в качестве отзыва на его произведение, прямо-таки необходим не только "оскорбительный голос", "безпрестанные щелчки", "едкие, пронимающие насквозь насмешки", но и даже чтобы его "выбранили хорошенько", в "брани, в гневе" высказали ему всё, что о нём думают… Более того, наш гений мечтает, чтобы

ЭТОЙ БРАНИ СОБРАЛАСЬ БЫ ЦЕЛАЯ КНИГА,

"несравненно любопытнейшая "Мёртвых душ", – ибо там, в этой книге браней, наконец, увидели бы все мы сами самих себя, ибо – что же греха таить –

"все мы очень плохо знаем Россию!"

А так, вот, узнали бы не только Россию, но и самих себя…

Да, такое мог написать только гениальный человек. Ибо гениальность – это, прежде всего, некоторая необычность, и даже, я бы сказал, странность идей. Причём созданная не намеренно, как у постмодернистов, а как-то по своей собственной наивности, и даже дурости, что ли. Ибо в этих своих мыслях Гоголь провидел жутковатую реальность виртуального мiра Интернета, или говоря по-русски, Всемiрной сети, которая подобно адскому пылесосу втягивает в себя человеческие души. И люди пишут, люди комментируют, люди ругаются, оскорбляют и выдумывают… И каждый имеет –

ИМЕЕТ ПРОТИВУ СЕБЯ МАССУ ОЗЛОБЛЕННЫХ,

которые с каким-то даже бешенством, накидываются на тех. А те как раз и отвечают им

"ВЫКАПЫВАЯ В НИХ ВСЮ ДРЯНЬ

и выставляя её наружу". И вся Всемiрная паутина непрерывно колышется и вибрирует от этого "оскорбительного тона" и "пронимающих насквозь насмешек". И кругом, беря пример с великого русского гения, звучит в Интернете "обидное и задевающее". И люди бранятся, бранятся, бранятся, как бы стараясь исполнить завет великого писателя, – всею толпою написать другую книгу,

НЕСРАВНЕННО ЛЮБОПЫТНЕЙШУЮ "МЕРТВЫХ ДУШ",

– книгу, в которой в полноте вдруг начинает раскрываться какое-то совсем уже запредельное – то самое, коллективно гоголевское – знание России . . . .

+ + +