Итальянский ресторан-траттория "Манджонэ"

в Семёновском торгово-развлекательном Центре

10.VIII.2014

10-го августа 2014-го года

Воскресенье. 18:20

"Расстрельный Христос"

Глава - 75

 

Блок, будучи настоящим поэтом, то есть

будучи человеком творящим,

очень страдал от несовершенства, несовершенности и даже какой-то ложности своей внутренней "метафизики". Он чувствовал, что и символизм, и София, и "Вечная Женственность" и даже "Прекрасная Дама" – всё это что-то не то, не настоящее, ложное и даже лживое. В набросках к одной из его поэм, в её концовке есть такие строки. Рыцарь говорит деве, которую он случайно встречает в лесу:

Она с улыбкой открывает

Ему объятия свои,

И всё, что было, отступает

И исчезает (в забытьи).

………………

Мария, нежная Мария,

Мне пусто, мне постыло жить!

Я не свершил того . . . .

Того, что должен был свершить.

Это написано в мае – июне 1921 года. Как я понимаю, незадолго до смерти. Да и сама "нежная Мария" (Мара, Мора, – Л.Д.С-Н), это Смерть.

Между двумя этими четверостишиями прозой написано:

"И он умирает в её объятиях. Все неясные порывы, невоплощённые мысли, воля к подвигу, [никогда] не совершённому, растворяется на груди этой женщины".

Вот эта неясная незаконченность, эти не "невоплощённые мысли" страстно терзали поэта. Чуть позже Есенин в поэме "Черный Человек" скажет о том же:

Много в той книге

прекраснейших мыслей

и планов,

Этот человек проживал в стране

Самых отъявленных убийц и шарлатанов . . . .

И вот эти самые "воры и шарлатаны" ("на спину бы надо бубновый туз!") и идут Ночным Дозором в поэме "Двенадцать"

… Вдаль идут державным шагом . . . .

– Кто ещё там? Выходи!

Это – ветер с красным флагом

Разыгрался впереди . . .

………………

… Скалит зубы – волк голодный,

Хвост поджал – не отстаёт –

Пёс холодный – пёс безродный . . .

– Эй, откликнись, кто идёт?

– Кто там машет красным флагом?

– Приглядись-ка, эка тьма

– Кто там ходит беглым шагом,

Хороняся за дома?

.

Трах-тах-тах! – И только эхо

Откликается в домах . . . .

Только вьюга долгим смехом

Заливается в снегах . . . .

.

Так идут державным шагом –

Позади – голодный пёс,

Впереди – с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим

И от пули невредим,

Лёгкой поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз

Впереди – Исус Христос.

Январь, 1918

Тут я пропустил одно четверостишие. Между: "– Кто там машет красным флагом?" и "Трах-тах-тах. И только эхо…" – стоит:

– Всё равно, тебя добуду,

Лучше сдайся мне живьём!

– Эй, товарищ, будет худо,

Выходи, стрелять начнём!

То есть Христос-то, получается, идёт именно "за вьюгой невидим"! И, что не менее важно:

– И от пули невредим !

т.е. все эти "трах-тах-тах!" есть выстрелы по привидящемуся во вьюге Христу! По Христу эти 12-ть апостолов мiрового зла прямо стреляют. И весь этот Ночной Пролетарский Дозор гоняется за Ним по завьюженному ночному городу.

Гоняется, чтобы убить !

Так что не на расстрел ведут Христа двенадцать красноармейцев. Они просто пытаются Его пристрелить . . . .

Правда, есть и другая версия понимания последних строк поэмы. Она принадлежит Виктории Ванюшкиной. Об этом в своей работе "Воительница" пишет Сергей Фомин:

"Продолжение темы о том, кто же был причастен к    у б и й с т в у    Б о г а ,    находим мы в одном из постов её (В.Ванюшкиной, – Л.Д.С-Н) интернет-журнала (8.2.2011). Виктория пишет:

"В белом венчике из роз" ... Согласно дневниковым записям жены Бунина, по мнению Волошина, Блок подразумевал, что

Христа вели на расстрел".

Сразу же вслед за этим постом, – продолжает Сергей Владимирович, – следует ещё одна запись, озаглавленная Ванюшкиной как "Злобное". Она пишет: "Простите, но я больше не могу терпеть. Предыдущая запись, точнее комментарии к оной, в очередной раз доказали, что никакое развитие информационного поля не поможет невеждам. Довожу до общего сведения, что

слово "венчик" однозначно указывает на усопшего

[словари вам в помощь]. У Блока "впереди" мертвый Христос, насколько это не кощунственно для христиан, тут даже рассуждать не о чем".

И далее Сергей Фомин оставляет такой комментарий: "Участники убийства Бога" сами признавались в том, о чём мечтали ..."

Всё это, конечно же, крайне интересно. И записки жены Бунина о том, что "Христа ведут на расстрел", и открытие, – настоящее открытие Виктории Ванюшкиной о том, что впереди "в белом венчике",

идёт мертвый Христос, или точнее Христос-мертвец,

и комментарий Сергея Фомина, что "убийцы Бога, в число которых входил и Блок, радостно признавались в Его убийстве. Но я, всё же, думаю, что, несмотря на нелюбовь, точнее – на мучительную "любовь-ненависть" Блока

– к этому "женственному образу" (как и Ницше, кстати) – он всё же не был таким полным дураком, как Ленин или Луначарский. Ибо тогда он не был бы поэтом. Ведь и Достоевский говорил, что

его "всю жизнь мучил Бог!"

Да и строки Блока о распятом Христе –

Когда в листве сырой и ржавой

Рябины заалеет гроздь, –

Когда палач рукой костлявой

Вобьёт в ладонь последний гвоздь, –

.

Когда над рябью рек свинцовой,

В сырой и серой высоте,

Пред ликом родины суровой

Я закачаюсь на кресте, –

.

Тогда – просторно и далёко

Смотрю сквозь кровь предсмертных слёз,

И вижу: по реке широкой

Ко мне плывет в челне Христос.

.

В глазах - такие же надежды,

И то же рубище на Нём.

И жалко смотрит из одежды

Ладонь, пробитая гвоздём.

.

Христос! Родной простор печален!

Изнемогаю на кресте!

И челн Твой – будет ли причален

К моей распятой высоте?

– как-то не вяжутся с полным отрицанием и полной ненавистью к Богу. Поэтому, я думаю, что Христос, действительно, идёт в этой самой белой ночной вьюге. Только не с красным флагом, а с черным. И на огромном черном полотнище – большая полная Голгофа –

– вся полностью, – с копием и тростью, с гвоздями и клещами, с солнцем и луной, с черепом и костями, с петухом и лестницей.

И не "венчик" у Него на голове (это всё из волшебных сказок о спящей Царевне), а искрящийся "жемчужный" нимб, и глаза светлые и большие, устремленные туда – в кромешную тьму белой русской вьюги устремленные глаза

Не догнать палачам, – ускользая,

Растворяясь в мерцающей мгле,

Он меж ними проходит, сверкая,

Чтобы вновь умереть на Кресте, –

.

Чтобы снова, к Отцу обращаясь,

И взывая к Нему, закричать:

Отче, что же Меня Ты оставил!

– И разбойнику Жизнь обещать.

.

Не поймают ни люди, ни пули,

Ни матросы, ни воры, ни пёс, –

Он пройдет меж заснеженных улиц,

В белой вьюге надвьюжный Христос.

+ + +

Конечно, мутновато я пишу всё это, но что делать. Начались страшные сильные нападки. То кто-то ночью пытался открыть дверь, всё щёлкал замком, и кот Биня внимательно и тревожно слушал, то идёшь по улице, к трамвайной остановке, и шатаешься, и кажется, сейчас упадёшь, рухнешь на землю, и всё кончится. Но остановиться не могу. Потому что знаю, что всё равно буду идти до конца, и остановиться не смогу никак . . . .

+ + +