Кафе "Шоколадница"

на Тверской, недалеко

от ст. метро "Маяковская"

01.IV.2014

1-го апреля 2014-го года.

Вторник. 18:50.

 

"Попытка начать писательскую деятельность"

Глава

Возможно, я так и не стану "писателем" в общепринятом смысле этого слова. Ибо писатель это, конечно же, Лев Толстой, или там, Александр Проханов, – ну, или Константин Симонов, или там, Юрий Бондарев… Даже такие диссиденты от литературы, как Лорд Байрон, или же Михаил Лермонтов – всё же "писатели" в общепринятом смысле этого слова. Правда, есть некая крайность типа прозы Фёдора Достоевского, или же Франца Кафки, или ещё лучше, точнее хуже, Мэйринка, или Вени Ерофеева, с его "Москвой – Петушками"… Особенно, конечно, Фёдор Михайлович, с его – "Попробуйте лишить человека идеи безсмертия, и тогда всё сразу станет дозволено!.." –

Или ещё лучше:

– Если Бога нет, то какой же я тогда капитан?! –

Я уж не говорю о классическом:

– А я только земчуг взял, а мышь в киот – ты пустил! . . . .

Или же

– Если я себя убью, то тут же стану Богом!

Да, это всё великолепные перлы, каким даже Еврипид с Софоклом позавидовали бы . . . .

А что Толстой с его "Войной и мiром", или же Томас Манн с его "Будденброками"… Впрочем, "Будденброков" я не читал.

Зато читал, и даже переводил Драго Янчара, два его романа – "Галерник" и "Северное сияние". И там и там в центре повествования стоит некий неприкаянный странствующий герой, который то ли постоянно бежит от реальности, то ли пытается "вспомнить" какую-то иную – реальность, так сказать – реальность "нормальную". В "Северном сиянии" герой даже встречает русского юродивого, некоего сумасшедшего "человека Божьего" по фамилии Федятин (что, кстати, и означает "Божий" – Л.Д.С-Н). И вот этот самый русский сумасшедший живет именно в этой, иной – Божьей реальности. В том самом Царстве не от мiра сего, в котором, так или иначе, жили все святые, блаженные и юродивые Святой Руси.

Да и сейчас многие живут. Так, на моих глазах в последнее время жили и живут как минимум четыре человека: это – дай Бог ему здравия и спасения – наш постоянный чтец акафистов Вячеслав Фёдорович Заблоцкий, это покойный юродивый художник Юра – Юрий Петрович Копосов, по прозвищу "Опта", или "Оптинский", это ещё один юродивый, преподаватель детской художественной школы Геннадий Егорович Шендаков, которого все на русский манер звали, просто, Егорыч, это Крестоздатель и Кресточтитель Андрей Анатольевич Большаков. Слава Заблоцкий до сих пор безсменно читает акафист "Державной Божией Матери" на всех Царских Монархических мероприятиях в Москве, Опта умер, а Егорыч и Андрей – убиты…

Ну, и конечно, Величайший, по его собственному определению, "Древнерусский человек" – мастер золотые руки, поэт, рассказчик, композитор, дудец на свирели и пчеловод, – Виктор Дмитриевич Кириллов, в доме которого мы, хоругвеносцы, часто собираемся на наши собрания и братские трапезы – Агапы, на которых он, сидя под большой, им же самим вырезанной Голгофой, с большим вдохновением читает нам гекзаметром написанную хвалу Игорю Князю

Ярко сияют Кресты на металле,

Чёткостью линий канон утверждая,

Слава потомку Игоря Князя!

Зело-добро искусен в созданьи регалий!

– или со старательной задушевностью, под гитару исполняет им же самим положенную на музыку стихотворение Рубцова:

В этой деревне огни не погашены …

А я всегда, когда слушаю это его исполнение, – хочу плакать. Ибо вижу всю эту безконечную блаженную и юродивую Россию, всю её вдруг вижу сразу – во всей её красоте и безумии, святости и блуде, преступных страстях и горючих, невидимых мiру прожигающих наши души слезах покаяния. Да, так и вижу всю сразу – и Дмитрия Карамазова, стерегущего Грушеньку в саду, и Федьку Каторжного, поджидающего Ставрогина на мосту, и блаженного Федятина из "Северного сияния" Драго Янчара, и его же русского врача самоубийцу из великолепного рассказа "Смерть при Марии Снежной", название которого правильнее было бы перевести на русский, как

"Смерть близ Богородицы Снежной", –

но пусть останется как есть у самого Янчара, ибо тогда теряется это самое местное словенское очарование, которое в литературоведении называется "местным колоритом". . . .

О, Господи. Вся Россия, и вся моя жизнь вдруг предстает предо мной в одном огромном безконечном видении, и я сам, как герой романов Драго Янчара, бреду куда-то по снежной равнине, а точнее, как бы лечу над нею, что ли, и где-то вдалеке вижу тёплые горящие огоньки –

– В этой деревне огни не погашены . . . .

Нет, не погашены ещё огни в этой деревне, и пока они горят, ещё есть у меня надежда, что всею своей окровавленной душой я сумею запечатлеть эту великую картину . . . . .

+ + +