Мой народ истребляют –
цинично, сознательно,
Переводят на органы
русских детей,
Старикам стелят смерть
самобранною скатертью
Средь заросших бурьяном
безкрайних полей
Истребляются русские –
все, поголовно!
По судам и по тюрьмам ведут
мужиков.
Прокуроры мальчишкам шьют
дела уголовные
Не списать, не исчислить
бессрочных сроков.
Истребляются русские,
русского племени,
В конституции «нашей» и
имени нашего нет,
Но Жванецкий с Хазановым –
«русские гении»,
И Плисецкая ставит
«Имперский балет».
На Рублёвском шоссе, в этой
новой Еврейской швейцарии,
Под охраной из проволок,
тока, спиралей, собак,
Поселились как боги
чернявые «новые арии»,
Про которых писал «русский
гений» писатель Кобак.
Из квартир выселяют старух,
стариков одиноких, –
Засыпают во рвах среди
русских равнин,
И звенят журавли из высоких
небес синеоких
Над плакучим пространством
шумящих берёз и осин.
По Москве в мерседесах и ауди,
в бумерах чёрных
В рестораны и бары несутся
шыты,
И Сорокин в «Большом»
ставит Оперу порно,
И всю ночь напролет
рукоплещут партера ряды.
Вот старик фронтовик, весь
оборванный, – Где вы,
товарищи?! – спросит.
А товарищей нет, все
товарищи спят вечным сном…
Ветеранов безносая быстро
и яростно косит,
Точно в лоб попадая
здравохраненья кайлом.
Мы лишаем вас льгот, и
квартиры у вас отбираем,
Отключаем вам газ,
электричество, воду и жизнь,
А Зурабов с экрана с
гарантией нас заверяет,
Что прибавит рублей на
справление памятных тризн.
Преткновенья кругом, что ни
шаг – на распутье,
Белый камень-горюн словно
символ печали стоит
И зарницы играют подземной
сиреневой жутью,
И на камне том белом как
чёрт чёрный ворон сидит.
Говорят мне эстеты: «–
пишите «Поэзию Духа»,
Как Т.С.Элиот, иль
изысканный Оскар Уайльд…»
А я вижу в метели ложится
Россия «на брюхо»,
И на лавке лежит, умирая от
раны, Тибальд…
Уничтожим, ребята, Inferno
Чубайса,
Всех Немцово-Гайдаров,
Собчак-Хакамад!
Чтобы сгинули «шоппинги»,
«баксы» и «прайсы»,
Чтобы демон-кратический
кончился Ад!
